Шрифт:
Закладка:
Больше всего для того, чтобы привить юному Ли инстинкты и обязанности джентльменского поведения, постаралась его мать - отец уже давно переступил черту, отделявшую джентльмена от негодяя. Хотя Энн Картер Ли кажется несколько заслоненной запутанной и трагической драмой жизни ее мужа, она, несомненно, была гораздо более сильным персонажем. Она воспитывала пятерых детей в его отсутствие, вела хозяйство без какой-либо финансовой поддержки с его стороны и при этом смогла отправить одного сына в Гарвард, другого - на флот, а третьего - в Вест-Пойнт. Контраст между ее детством в Ширли, со всей его роскошью и бесчисленными слугами, и стесненными обстоятельствами ее жизни в Александрии, должно быть, был тяжелым и болезненным, не говоря уже об отсутствии ее опального мужа, который отсутствовал так много времени, что она иногда называла себя "вдовой", когда он был еще жив, и обязанности которого она была вынуждена взять на себя в сравнительно молодом возрасте - ей было всего сорок, когда Генри Ли бежал из страны. Ее здоровье, всегда вызывавшее беспокойство, неуклонно ухудшалось и перешло в хронический инвалидизм; по общему мнению, она страдала от туберкулеза, тогда, разумеется, неизлечимого и смертельного заболевания; этот диагноз, возможно, подтверждается тем, что у одной из ее дочерей, Анны, был диагностирован туберкулез костей, и ей пришлось ампутировать руку. Инвалидизм, похоже, мучил Энн с ранних лет. Возможно, она страдала нарколепсией с самого детства - есть истории о том, что даже в молодости в Ширли ей иногда требовалось помогать подниматься и спускаться по лестнице, а в начале замужества она впала в нарколептическую кому, которая длилась так долго, что ее объявили мертвой, она очнулась в гробу и только успела позвать на помощь, прежде чем ее похоронили. Страх быть похороненным заживо был распространен в XVIII и начале XIX века, отчасти потому, что медицинская диагностика была еще столь примитивной, а отчасти потому, что бальзамирование еще не вошло в моду, * и примеры того, как люди приходили в себя после того, как врач объявлял их мертвыми, были отнюдь не редки - даже такой благоразумный человек, как Джордж Вашингтон, оставил инструкции, согласно которым его не должны были хоронить в течение трех дней после смерти, на случай если врачи ошиблись.
Для человека, чье здоровье было таким слабым, как у нее, Энн Картер Ли, похоже, обладала активным и решительным духом и вела насыщенную жизнь. Возможно, ее поддерживали сильная сила воли, беспрекословная религиозная вера, "миссионерское рвение" и глубокое чувство ответственности перед детьми. Несмотря на плохое здоровье, она много передвигалась по миру в те времена, когда могла позволить себе лошадей для кареты, останавливаясь у близких или дальних родственников в их больших домах, где ей и ее детям всегда были рады: Ширли, где она выросла; Равенсворт с его 22 000 акров земли и Чатем (оба дома Уильяма Фицхью, дальнего родственника, который подружился с Энн и предоставил ей свой дом в Александрии); Арлингтон, дом сестры Уильяма Фицхью Мэри, которая вышла замуж за Джорджа Вашингтона Парка Кьюстиса, приемного сына Вашингтона; Стратфорд, ныне принадлежащий Генри Ли IV, старшему сыну ее мужа от первого брака - череда величественных особняков с бесчисленными слугами и рабами, которые, должно быть, приносили некоторое облегчение от тесного дома в Александрии и ее постоянных финансовых забот, а также давали ее детям возможность познакомиться с грубой и шумной деревенской жизнью.
Энн Картер Ли, похоже, еще в раннем детстве выбрала Роберта как самого ответственного и надежного из своих детей. Она доверила ему ключи от шкафов и кладовых, отправляла его за покупками с корзинкой на плече и важной задачей - принести домой нужную мелочь. Она поручила ему присматривать за четырьмя рабами семьи Картер и выполнять функции семейной няни в случае болезни, которых было немало. Его забота о ней, когда он был маленьким мальчиком, просто поразительна. Он сопровождал ее в поездках, которые должны были быть полезны для ее здоровья, а в холодные дни "иногда доставал свой нож и притворялся, что защищает от ветра, засовывая бумагу в щели" семейной кареты.
Она твердо решила, что Роберт не вырастет таким же, как его отец, и посвятила много времени и сил его духовному благополучию. Для этой задачи она подходила необычайно хорошо; ее немногочисленные сохранившиеся письма свидетельствуют о потрясающих богословских познаниях, а также о точном чувстве добра и зла и глубокой духовной вере. "Самоотречение, самоконтроль и строжайшая экономия во всех финансовых вопросах были частью кодекса чести, которому она учила его с младенчества", и в зрелые годы Роберт Э. Ли часто говорил, что "всем обязан" своей матери. Это не значит, что она была каким-то религиозным фанатиком; ее сильный религиозный энтузиазм и абсолютная вера в Божью волю были нормальными для ее времени и эпохи, и, хотя и в другой форме, не более необычными, чем у Авраама Линкольна или Джона Брауна. Хотя религиозные корни ее семьи лежали в более мягком и формальном протестантизме Вирджинии конца XVIII века, перешедшем из Англиканской церкви Англии, Энн Картер Ли во многом была ребенком Второго Великого пробуждения, прокатившегося по Америке в начале XIX века, создавшего порой поразительные новые религиозные деноминации и сделавшего больший акцент на необходимости спасения и личной набожности, а не просто на посещении традиционных религиозных служб. Ее убеждения были теми, которые мы сейчас назвали бы евангельскими, и ей хватило силы духа и целеустремленности, чтобы на всю жизнь запечатлеть их в своем сыне Роберте - ведь самое поразительное